Алексей Комарницкий "Пьяный автобус 2. Выход есть" глава 12

Алексей Комарницкий Аудио рассказ "Пьяный автобус 2. Выход есть" Глава 12 Использована музыка Adagio In G Minor Scary Strings Ensemble и Albinoni: Adagio in G Minor Sir Neville Marriner Ссылка на текст https://yapishu.net/user/altankom Текст главы Все кричали и чего-то требовали от меня. Такими эти люди за всё время моего путешествия с ними ещё никогда не были. Их лица были просто искажены злобой. Я увидел девушку, которой Еммануил напомнил о далёком женихе и белых розах. Она была одним сплошным комком негодования и вместе со всеми кричала: - Пронзи! Пронзи его! Я увидел парня лет двадцати, которого Еммануил так ловко уличил в мошенничестве. Тот тоже орал: - Пронзи его! Пронзи! Я увидел всех, с кем так мило проводил время. Они все требовали одного и того же. На мгновение меня удивило, что ни командора, давшего мне нож, ни Ваалы в толпе не было. Но вот мой взгляд выхватил на дальнем плане лицо Феликса. Наверное, он был единственным, кто ничего не кричал, и лицо его не было перекошено свирепой гримасой. Мне даже показалось, что он, поймав на себе мой взгляд, отрицательно покачал головой. Тогда я вновь перевёл глаза на предмет всеобщего гнева. Еммануил стоял спокойный, но очень бледный. Он смотрел на меня сочувственно и как-то ласково. Опять промелькнула в памяти цепочка событий, связанных с его вмешательствами в мои дела. Каждый раз его присутствие и немногочисленные слова говорили: "То, что ты делаешь делать совершенно не надо. Это зло". И, самое главное, я в тот момент сам понимаю, что это зло. Но ведь это делают все! Что за безумие? Все же не могут ошибаться! И, самое страшное, через какое-то время я осознаю, что не делать этого не могу, как не могу летать, сколько не маши руками, думая, что они - крылья. Осознание собственной беспомощности вызывает острую боль, и не в груди, а где-то ещё глубже. Её, во что бы то ни стало, хочется заглушить. А для этого нужно всё забыть и жить себе по-старому. Но Еммануил опять возникает в поле зрения, и не только не даёт забыть, что открылось прежде, но ещё показывает на что-то новое. И опять появляется невыносимая боль, как от укуса мухи цеце. Что же мне делать? Последовать примеру Бэлы? Нет! Этого я не сделаю никогда! Чтобы те два призрака в капюшонах вышвырнули меня в этот наружный ад как мешок с мусором! Остаётся одно: избавиться от Еммануила, если он сам не хочет сидеть себе спокойно и не мешать, а превращает и то, что здесь в сплошной ад. Всего-навсего с ним нужно поступить, как с мухой цеце. В этот момент появились еле слышные мысли, что он же всё-таки прав, но тут же более сильный внутренний голос заглушил эти колебания аргументом, что нужно наплевать на эту правду, если всё равно жить по ней невозможно. Значит эта его правота какая-то неправильная. Пусть он с ней идёт в какое-нибудь другое место. Тут я услышал сзади кокетливо-иронический голос Ваалы: - Что же ты робеешь, мой Дон-Кихот? Ты же обещал наказать обидчика дамы твоего сердца! Или в твоей груди бьётся сердечко воробья? Толпа продолжала клокотать, извергая проклятия и требования смерти для Еммануила. Я уже даже уловил несколько угроз по-моему адресу. Мне стало совершенно ясно, что если я сейчас не сделаю, чего от меня хотят, то жизни у меня не будет уже и по другой причине: да толпа просто выдавит меня вместе с этим несчастным и вместе с дверями в ту жуткую мглу, где меня, как я был уверен, ждёт страшная смерть. Нет, у меня действительно не остаётся выхода. Но раз уж всё равно этого не избежать, то всё нужно сделать так, чтобы выглядеть достойным в глазах моих спутников. Мне с ними жить дальше, но чтобы всё вернулось в прежнее русло, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы они стали презирать меня, как тщедушного слюнтяя. Нет, не следует откладывать. Нужно собраться с духом, как в далёком детстве, когда, чтобы получить желанное лакомство требовалось через силу проглотить несносный суп. Тогда чем скорее и решительнее я подавлял рвоту и делал, что требовали от меня взрослые, тем раньше всё неприятное оказывалось позади, и я получал желаемое. Так нужно сделать и сейчас. Я поднял голову, расправил плечи и крепче сжал рукоять ножа. У меня даже мелькнула мимолётная мысль, что сейчас я, наверное, больше похож на мушкетёра или, по крайней мере, Робингуда. При этом я почему-то совсем не подумал, что мой противник стоит передо мной без оружия. Через надвинувшийся мне на глаза туман я вообще видел его очень смутно. Очертания его фигуры были смазаны и потихоньку стали принимать формы гигантской мухи цеце со смертельным жалом, направленным на меня. Дальше всё было как во сне. Быстрым ударом тесака я перерубил это жало и, один за другим, стал наносить противнику колящие удары. Сколько их было, я не помню: четыре или пять, а может, тысяча. Я пришёл в себя от сильного толчка, потрясшего наш автобус. Еммануил промолвил лишь одно слово: "Всё!", обмяк и медленно, очень медленно, как в замедленной съёмке, стал падать назад в сторону уже распахнутых дверей...